Что делает наша армия в Нагорном Карабахе?. статья русского аналитика

Проект «Карабахский фронт Москвы» продолжает публикацию материалов, посвящённых событиям в Нагорно-Карабахской Республике и российской интеллигенции, не побоявшейся, в трудные времена глухой информационной блокады вокруг событий в Нагорном Карабахе, поднять свой голос в защиту прав армянского населения древнего Арцаха.
Что делает наша армия в Нагорном Карабахе?
Предлагаем вашему вниманию статью Андрея Мальгина, опубликованную в журнале «Столица», №1, 1991 года.

Странный вопрос, скажет читатель. Ну, конечно же, не дает разгореться межнациональному конфликту: охраняет покой азербайджанских сел от армянских экстремистов, защищает армянские села от азербайджанских боевиков, попутно изымает оружие, следит за соблюдением законности, короче, переводит жизнь в Карабахе на мирные рельсы.

А я этому читателю отвечу: ничего подобного. Войска накаляют напряженность в области, проводят карательные акции, причем лишь в отношении одной из сторон конфликта, терроризируют мирное население, разрушают хозяйственные связи, участвуют в экономической блокаде… В минувшем ноябре я совершил поездку в Нагорный Карабах, побывал не только в Степанакерте, но и в разных, весьма отдаленных уголках этого несчастного края. Я ехал безо всякого предубеждения к этим русским, украинским, латышским, узбекским ребятам, которых судьба забросила (точнее, командование направило) в «район чрезвычайного положения. Но теперь я знаю: внутренние войска МВД СССР, присланные сюда нашим Верховным Советом с миротворческой миссией, выполняют здесь иные — карательные — функции.

Предоставлю слово очевидцам, с которыми довелось общаться.
Что делает наша армия в Нагорном Карабахе?
Сара Мангасарян — жительница села Каджаван Мардакертского района. Точнее, бывшая жительница, поскольку этого села больше нет. Оно уничтожено.

Несколько слов о селе. Это новостройка. Весной туда приехали жить с семьями два десятка молодых выпускников Степанакертского пединститута. Ребята отстроились, обзавелись скотом, распахали окрестные земли, открыли школу, детский сад, небольшой магазинчик, клуб. На беду, через поле, на расстоянии примерно километра, находилось село азербайджанское, и оттуда частенько постреливали. Я и сам слышал вечером автоматные очереди, хотя Каджаван сейчас пустует. Стены испещрены следами от пуль, стекла выбиты, на земле валяются разорванные детские книжки, внутри в домах поломанная мебель, снаружи бродят исхудавшие собаки…

— 24 октября, — рассказывает Сара Мангасарян. — без десяти пять утра мы были разбужены стрельбой из автоматов. Мы выскочили из дома и увидели, что обстрел ведется со всех сторон и что приехало очень много солдат. Все было освещено ракетами. Свет был очень яркий.

В наш дом ворвалось сразу сорок или даже больше солдат. Они стреляли в стены. Женщины и дети кричали, просили о пощаде. Мы слышали такие же крики и из других домов. Моего сына бросили на пол и стали без объяснений бить сапогами. Потом направили дуло автомата ему в шею и закричали: «Говори правду, сволочь! Сейчас мы тебя расстреляем». Мы спрашиваем: «За что? Что мы сделали?» «Такой мы получили приказ», — отвечают. Солдаты перевернули весь дом. Они искали не оружие, а деньги, украшения: с меня сорвали серьги, кольцо, крестик. Все деньги наши рассовали по карманам, бросили мне три рубля: «Возьми, старуха, купишь завтра хлеба». Все, что было заготовлено на зиму в банках, было разбито. Всю нашу одежду изорвали. Пулями изрешетили потолок, а потом всех парней собрали вместе и увезли. Детей они избили дубинками. У одного десятилетнего мальчика весь живот и вся шея — это один сплошной синяк… Днем пришли азербайджанцы и угнали наш скот.

Мариэтта Минасян, заведующая магазином, мать троих детей:

— Моего мужа Мгера избивали во дворе. Приставив автомат к груди, требовали сдать оружие. «Что, нет оружия? А как без оружия живешь здесь? Не страшно?» Не обыскали, а переворошили вверх дном мой магазин, забрали 600 рублей выручки, взяли 3000 рублей, сбереженных для строительства дома. От солдат услышала, что пустят газ. Детей уложила в постель, укутала, чтобы не отравились.
Что делает наша армия в Нагорном Карабахе?
Гаянэ Петросян, учительница школы:

— Мой муж, Армен Бабаян, тоже учитель. Наша двухмесячная зарплата — 380 рублей — и собранные для строительства дома 10 тысяч исчезли. Дверь и окна разбиты, в доме все разворочено. Нас попросту ограбили. Всех мужчин нашего села солдаты увезли с собой. Мы не знаем, что с ними делают. Нам пришлось разъехаться по своим родным, потому что без мужчин жить в Каджаване мы не можем.

Зоя Степанян, мать четверых детей:

— Мужу 28 лет. он работает в Каджаване электриком. Зовут его Степан. В ту ночь он дежурил. Мой брат. Борис Мкртчян, бежал от бакинских погромов. Хотел прописаться в Каджаване, взять ссуду и построить дом. Брата избивали так долго, что он потерял сознание. Его бросили на сырой пол и били сапогами по спине и бокам. Меня и детей, один из которых грудной, вывели во двор. Было холодно.

Мариэтта Хачатрян, мать троих детей:

— На выстрелы я вышла и увидела Камо раненым, окровавленным. Автоматчики же рядом гоготали. Подошла, увела Камо домой, уложила. Его стало воротить. Поднесла ему стакан воды. Сейчас он в больнице, перенес две операции. А вот 31-летнего Алишу Бегчаряна убили из автомата.

То, что произошло в Каджаване, происходит и в других армянских селах Карабаха. Военные не признают местной власти (собственно, и обком, и облсовет, и районные Советы, и райкомы партии — запрещены, действуют, по сути, нелегально). Даже армянская милиция в области разоружена (в азербайджанских селах я видел большое количество милиционеров с автоматами; говорят, что это просто переодетые в милицейскую форму боевики Народного фронта Азербайджана).

Из сводки МВД о происшествиях за октябрь:

«Убито: армян — 5, азербайджанцев — 1.

Ранено: армян — б, азербайджанцев — О.

Совершено разбоев и краж скота: всего — 15.

Угнано крупного рогатого скота: у армян — 825, у азербайджанцев — О: угнано мелкого рогатого скота у армян — 1224, у азербайджанцев — 0.

Обстрел населенных пунктов: армянских — 6, азербайджанских — 1.

Обстрелы, забрасывания машин камнями совершено армянами — 2, азербайджанцами — 7.

Поджоги объектов: армянских — 1, азербайджанских — 0»

И далее самое интересное:

«За указанный период войсками комендатуры РЧП проведено четыре операции по изъятию оружия у населения (все в армянских населенных пунктах). В трех случаях найдены складирования оружия и другого военного снаряжения. В азербайджанских населенных пунктах таких операций не проводилось, как в НКАО, так и в прилегающих к НКАО районах Аз ССР, входящих в район чрезвычайного положения».

Я хотел бы спросить коменданта РЧП генерал-майора В. Сафонова, почему он сосредоточил войска не в районах возможных столкновений армян с азербайджанцами, а в Степанакерте, городе с мононациональным (армянским) населением? В места конфликтов их не дозовешься, а Степанакерт наводнен техникой, патрулями, солдатами, которые ведут себя далеко не образцово

Я хотел спросить об этом генерал-майора, но не смог в день, когда я был в Степанакерте, он сначала несколько часов провел на торжественном заседании, посвященном годовщине Октябрьской революции, затем на торжественном обеде.

Но на все свои вопросы ответы я все же получил. В частности, в степанакертской областной больнице, напоминающей ныне прифронтовой госпиталь.

Сорокашестилетний Робик Мирзоян жестоко избит. Его лицо — страшного желто-синего цвета, сплошной синяк. На лбу и на глазу повязка. Врачи сказали, что Робик остался без глаза.

— В половине десятого вечера, — рассказывает он. — я шел домой, чтобы успеть до начала комендантского часа. Со мной было трое друзей и мальчик. Неожиданно к нам приблизился патруль — пятеро солдат в бронежилетах. Они были как-то странно взвинчены, глаза их блестели. Я сразу же подумал, что они находятся под действием наркотиков либо пьяны. Они потребовали паспорта. Мы достали, а мальчишка, чего-то испугавшись, побежал от нас. Один из солдат вскинул автомат, чтобы стрелять в мальчика. Я не дал ему этого сделать Тогда нас загнали в машину и продержали часа два или три. Потом подъехала другая машина, в которой еще были арестованные. Всех нас отправили в фильтрационный пункт. Там приказали встать лицом к стене, расставить ноги шире плеч. Тут же меня ударили прикладом автомата по голове, я упал, потерял сознание. Потом мне рассказали, что, когда друзья попытались меня поднять их тоже избили.

— Скажите, — спросил я Робика Мирзояна. — с вами первый раз такое происходит?

— Нет, однажды я сделал замечание офицеру, который матом обругал пожилую женщину. Тогда он приказал солдатам побить меня дубинками. Это было прямо на улице. Многие мои знакомые избиты солдатами в Степанакерте, среди бела дня.

Робик прав: таких случаев много. Даже на квартиру народного депутата СССР Зория Балаяна за несколько дней до моего приезда в Степанакерт неизвестные в военной форме совершили нападение. К счастью, он в ту ночь находился у матери, в другом месте.

В городе получило большой резонанс убийство патрулем архитектора Армена Акопяна. Он был убит тремя пулями у порога своего дома. Кстати, как свидетельствует хирург, производивший вскрытие, это были не обычные пули — а пули со смещенным центром тяжести. Попадая в тело человека, они несколько раз меняют направление, буквально разрывая его изнутри. В 1986 г. Советский Союз под нажимом мировой общественности вынужден был отказаться от применения этих пуль в Афганистане, но они, как видим, продолжают использоваться внутри страны. Именно этими пулями были в прошлом году убиты солдатами шестеро молодых людей на ереванском вокзале. До сих пор следы этих необычных пуль вы можете видеть на стене вокзала. Военные эксперты из союза «Щит», почти одновременно со мной посетившие в Карабахе те же адреса, обнаружили, что при проведении карательных акций в октябре также использовались эти пули.
Что делает наша армия в Нагорном Карабахе?
В степанакертской больнице я нашел в реанимации тяжелораненого жителя села Авдур Мартунинского района Юрия Гаспаряна. Правда, он был ранен не солдатами внутренних войск, а жителями соседней азербайджанской деревни.

— 27 октября,— рассказывает он, превозмогая боль, — в половине одиннадцатого утра я услышал крики снизу, из нашего села. Мальчик кричал, что азербайджанцы уводят наш скот, стадо баранов. Все мы побежали туда, с палками, но без оружия. Только я поднялся на гору, меня сразили автоматной очередью. Привезли в больницу, сделали операцию, а когда на следующий день приехала жена, я узнал от нее, что следом за угоном скота, как это всегда бывает, была проведена акция по изъятию в нашем селе оружия (хотя стреляли не мы, а азербайджанцы). В селе нашли только одно охотничье ружье, но четыре дома полностью разорили, а том числе и дом нашего председателя колхоза Ломиками, лопатками вскрыли полы, выбили двери, разбили окна, посуду. Одного парня, моего ровесника, связали и на глазах у родителей избили, сломали ему ребро.

Заинтересовавшись рассказом Юрия, я отправился по горячим следам в село Авдур. Второй секретарь райкома партии (повторяю, распущенного, но продолжающего работать; Карабах — единственное место в стране, где жители борются за сохранение райкомов и обкома) Валерий Айрапетян, оказавшийся свидетелем событий, рассказал о том, как они происходили. Как солдаты выбили окна и двери в домах, избили их жителей, как перебили посуду и утварь, расстреляли даже детскую кроватку, распотрошили подушки. В числе пострадавших оказался председатель колхоза, которого избили, отправили на фильтрационный пункт — страшное место, откуда никто не возвращался в добром здравии. Причина — найденные в его дворе две старые гильзы от охотничьего ружья. Когда солдаты закончили разорять дома, они сели в два БТРа, двинулись в центр села, сломав ограду памятника павшим воинам, в 9.00 остановили БТРы на площади и, включив музыку, принялись танцевать. После этой разрядки, повергшей жителей села в ужас, отправились разорять соседнее село Мирушен…

Еще об одной чудовищной акции рассказал мне первый секретарь Мартунинского райкома партии (затруднившийся сказать, какой именно партии: КП Азербайджана, КП Армении или КПСС) Олег Есаян:

— Недалеко от границы с Физулинским районом (где проживают азербайджанцы— А. М.) расположены села нашего района — Сос и Мачкалашен. 8 сентября жители этих сел торжественно открыли храм — Амарасскую церковь. А на следующий день около восьми часов вечера в храм ворвались военнослужащие, учинили в ней разгром, осквернили его, угрожая священнику. Мне тут же об этом сообщили, я связался с военным комендантом района Фоменко и попросил немедленно обеспечить охрану храма. Он отказался это сделать. Затем около часа ночи в райком позвонила Нашхун Аванесян, председатель колхоза, и возбужденно сообщила, что на ее колхоз напали, приехали БТРы и открыли стрельбу. Мы тут же выехали на место происшествия. Впереди двигалась машина, в которой были начальник райотдела милиции, три милиционера, по дороге к ним подсела председатель колхоза. Следом шел мой УАЗ, в котором, кроме меня, было еще два милиционера.

Примерно в двухстах метрах от храма все произошло. Милицейская машина с включенной мигалкой прорвалась вперед, на нее обрушился шквальный огонь, это заставило нас остановиться Выбежавшие с близлежащей фермы люди сообщили мне, что приехали солдаты, стреляют во всех, кто проезжает мимо, задерживают, кого-то убили, и есть как будто много раненых. Я попытался связаться по рации с начальником милиции, но он не отвечал. Минут сорок-пятьдесят шла беспорядочная стрельба, затем наступило затишье, после чего солдаты двинулись цепью в нашу сторону, прочесывая автоматами местность. Мы спрятались на ферме, которую буквально изрешетили пули. Были убиты две коровы, но никто из нас не пострадал. Мы попытались вернуться по той же дороге, но из близлежащего азербайджанского села по нашей машине открыл огонь замаскированный там БТР. Пришлось дожидаться рассвета и возвращаться через горы.

А вот что рассказал начальник райотдела милиции Валерий Габриэлян:

— Подъезжая к тому месту, с которого велась стрельба, я включил мигалку и через мегафон повторял: «Прошу не стрелять. Я начальник райотдела милиции. Готов вступить в переговоры». Ответом мне была стрельба прямой наводкой по нашей машине. Вылетело лобовое стекло, заглох двигатель. Мы выскочили из машины. Прямо перед собой я увидел коменданта Физулинской комендатуры майора Нестерова, окруженного группой солдат. Ом потребовал бросить оружие и подойти. Первым поднял руки и двинулся в его направлении участковый инспектор, лейтенант милиции Агабекян. Тут же в него выстрелили, попали в плечо, он с криком упал. Нам ничего не оставалось делать, как броситься врассыпную. Я прыгнул в кусты, по которым сразу же был открыт огонь из многих стволов. Нестеров крикнул мне: «Выходи, а не то я тебя сейчас убью!» Я вышел, он несколько раз ударил меня автоматом. Примерно час всех нас заставили лежать на земле лицом вниз. Затем связали, сложили штабелями, как дрова, и погрузили в автобус. Нас было в этом штабеле 26 человек, в том числе женщина — председатель колхоза. Нас привезли сначала в Физулинскую комендатуру, потом в райотдел милиции. Больше суток продержали под арестом. Работников милиции не били, но мы слышали крики наших ребят — их жестоко избивали. Потом в Физули прибыл начальник УВД НКАО Ковалев, и после 8-часовых переговоров нас освободили. Выйдя на свободу, я узнал, что сразу после инцидента было передано сообщение ТАСС (в том числе и в программе «Время») о том, что армянские боевики совершили нападение на село Верин Диванлар Физулинского района и потребовали от жителей покинуть село. 19 боевиков взято в плен, среди них начальник райотдела милиции, то есть я…

В газете «Советский Карабах» от 2 ноября есть любопытная публикация. Вышедшие на свободу мартунинские «боевики» Сергей Арутюнян, Андраник Саакян, рассказывая об издевательствах, которым их подвергли в тюрьме солдаты внутренних войск, поведали такую историю. Оказывается, после особенно жестоких побоев их заставили позировать для необычной съемки. 70-летнему Саркису Саруханяну дали в руки гранату (а он, кстати, ветеран Отечественной войны, заслуженный человек, учитель), рядом с ним поставили остальных, и они должны были изображать некую атаку. Когда участники готовящейся инсценировки наотрез отказались принять в ней участие, их бросили наземь и долго избивали ногами. Что ж, сообщение ТАСС об армянских боевиках могло бы быть подкреплено фотоиллюстрациями!

Среди раненых, с которыми я разговаривал в степанакертской больнице, был Нельсон Баласанян, житель села Дудукчи Гадрутского района.

— Ночью, примерно в три часа, заслышав шум возле дома, я поднялся, разбудил семью. В дом ворвались солдаты в красных беретах, но некоторые были в обычной милицейской форме. Дети (а у меня их четверо) заплакали. Я сказал им: «Не плачьте, дети. Это же русские солдаты. Они не сделают нам ничего плохого». В этот момент меня ударили по лицу, сломали нос. Стали кричать: «Давай оружие!» Я ответил, что оружия нет. Тогда меня связали, бросили возле лестницы, стали переворачивать весь дом, убили собак. Когда выяснилось, что оружия нет, меня избили так, что я лишился сознания. Говорят, я потерял много крови. Сейчас приходила жена, сказала, что солдаты унесли все наши деньги — 800 рублей и все золотые вещи. Мешки с мукой, зерном, кормами порезали, и то, что в них было, высыпали на землю. Уходя, сорвали с петель двери, все разбили, что можно было разбить.

Я шел из больницы и думал — знаете о чем? Я думал о детях Нельсона Баласаняна и о других детях Карабаха. С каким чувством к русским солдатам и вообще к русским вырастут они? Не раз а Карабахе я слышал, что растет первое поколение, у которого ненависть к русским будет заложена в крови. Их отцы и деды не знали этого чувства. Никогда за всю историю Нагорного Карабаха русские не причиняли вреда его населению. Без малого двести лет назад Карабах вошел в состав Российской империи. Все взрослое население Карабаха ушло в 1941 году на войну. Оттуда вернулся 21 Герой Советского Союза.

«Русский солдат — хороший солдат». — говорили здесь. Больше так здесь никогда не скажут.

А ещё я думал об этих солдатах. Я думал о том, какими людьми они вернутся из армии. Знаю, от многих слышал, что воины-афганцы романтизируют свой фронтовой опыт, гордятся своими подвигами. Чем же будут гордиться вчерашние солдаты, вернувшиеся из Нагорного Карабаха? Что они принесут с собой в нашу мирную жизнь, какой опыт, какие навыки, какие чувства?

Зверь, испробовавший человеческую кровь, становится людоедом. Рижские омоновцы, участвовавшие в уничтожении села Каджаван, награждены правительственными наградами. На ноябрьские праздники они прибыли из Карабаха к месту постоянной дислокации и уже 9 ноября учинили в Юрмале кровавый разбой. Латвия содрогнулась. А боевое крещение они получили двумя неделями раньше — в Каджаване.

Свою статью я начал беседой с Сарой Мангасарян, которая была очевидцем этой карательной акции. Я искал ее целый день — уцелевшие жители села разбежались по разным деревням, найти их было не так просто. Мы разговаривали при свечах — электростанция, находящаяся в азербайджанском районе, по вечерам отключает свет в армянских селах. Накануне нашего разговора, 4 ноября, у ее сына должна была быть свадьба. Она не состоялась

— мужчин увезли солдаты. Тут же за столом сидел старик, отец невесты.

«Скажите, — спросил я Сару, — вот сын вернется. Где вы будете жить? Неужели в Каджаване?»

— «Обязательно!» — воскликнули все присутствующие, в том числе и отец девушки, которой придется ехать с молодым мужем под пули. «Это наша земля,

— сказали люди. — Мы будем жить на ней».

Кто услышит их? Кто поймет?